- Это всего лишь сон, Алекс.
Он убеждает себя в этом каждую ночь, проснувшись в поту и с пульсирующей болью в голове. Он убеждает себя в этом каждую ночь, широко открыв глаза и обхватив себя за плечи. Он убеждает себя в этом каждую ночь, жадно хватая ртом воздух, стискивая руки в кулаки и оставляя на ладонях ярко-красные следы от ногтей. Он убеждает себя в этом каждую ночи, и каждую ночь проигрывает сам себе, не в силах поверить, что ничего не случилось. Перед глазами всё ещё стоят искажённые огнём тела, где-то поблизости всё ещё чувствуется запах горелого мяса, а в ушах громко звучит смех. Каждую ночь, когда он открывает глаза, кошмар остаётся с ним. И каждую ночь он всё больше позволяет себе пропасть в том безумии, от которого пытался спастись долгие годы. Каждую ночь всего на пару часов он заставляет себя отпустить все мысли, перестать переживать о том, что в детстве кричал ему отчим. Каждую ночь всего на пару часов он становится тем монстром, которым считала его семья. Алек знает, что это не выход, что надо бороться, побороть тот страх, который сдавливает грудную клетку и не даёт вздохнуть. Алек знает, что эти несколько часов забвения потом отзовутся гнетущей пустотой, но ничего не может с этим поделать. Алеку это надо. Алеку нужны эти несколько часов, в которых он не осуждает сам себя за то, что сделал.

В этом забвении он всё сделал правильно - избавился от прошлого и настоящего, которое не давало ему спокойно жить. В этом забвении не осталось никаких раздражающих факторов, за который он цеплялся, как за спасительный круг. В этом забвении не было отца и Аиды, которые камнем тянули на дно; не было Ронни, которая держала его за плечи и не позволяла вынырнуть, чтобы сделать вдох; не было Ника, ради которого он всё ещё пытался бороться. В этом тихом забвении он был совсем один, стоял напротив большого костра и не боялся. Здесь огонь - его лучший друг, его единственный друг. Алек каждый раз подходит всё ближе, останавливаясь всего на расстоянии вытянутой руки. Хоть вокруг тишина, он слышит чей-то шёпот: Протяни руку, это не больно. И Алек готов к этому. Он готов протянуть руку навстречу огню, с мягкой улыбкой наблюдая за тем, как горит сам. Вот только ему не страшно. Ведь он здесь совсем один. И его ничего не держит.

- Да, это всего лишь сон... - он тихо бормочет, стараясь прогнать навязчивые воспоминания. Ещё слишком рано. Надо подождать, пока Ник уйдёт и не увидит, как низко он пал. Каким слабым оказался. Больше огня Алек боится увидеть разочарование в глазах друга. - Всего лишь сон...
Он медленно отнимает руки от лица, стараясь не смотреть Нику в глаза. Алек смотрит на его кривую улыбку и понимает, что когда-нибудь доведёт Ника до такого состояния, когда уже будет поздно просить прощения. Когда-нибудь Алек испортит всё настолько сильно, что потеряет единственного близкого человека, который у него остался. Рано или поздно настанет день, когда Ник не придёт ему на помощь, не убедит его в том, что это всего лишь сон. Не будет сидеть рядом на кровати в те редкие предрассветные часы, когда Алек может хоть немного поспать. Не будет понимающе молчать утром. Когда-нибудь Ник оставит его одного сражаться со своими демонами. И тогда Алек точно перестанет сопротивляться.
- Да, если тебе не сложно, - его голос хриплый, но уже более окрепший. Вода - то, что сейчас нужно. Столь редкая в последнее время роскошь - длительная засуха и редкие вылазки к водоёмам сказались на его настроении. И без того молчаливый и хмурый, Алек окончательно перестал разговаривать с людьми. Только молча подчинялся приказам и ждал хоть малейший намёк на дождь. Вытягивать воду из окружающего мира было возможно, но в растениях её было недостаточно, а тренировки на живых существах пока ни к чему не привели. Поэтому всё, что оставалось Алеку- ждать и медленно усыхать.

Он не поднимает головы, продолжая смотреть перед собой, когда Ник поворачивается к нему спиной и подходит к столу, где стоит графин с водой. Он продолжает сидеть на кровати, постоянно пытаясь отлепить от тела мокрую футболку, хмурясь и тихо чертыхаясь. Как же сейчас хочется на свежий воздух. Не сидеть под землёй, а пройтись по лесу, пострелять пару белок. Хоть немного пожить той жизнью, которая была у него до всего того, что произошло с миром.
Иногда он представляет свою жизнь, которая могла бы у него быть, если бы ничего не изменилось. Он видит небольшой дом на берегу озера, в котором слышна музыка и детский смех. Он видит Аиду, которая своими тонкими пальцами подбирает детские игрушки с земли и просит черноволосого мальчишку, очень похожего на Алека, больше не разбрасывать свои вещи где попало. Он видит, что в его жизни всё хорошо. И невольно ловит себя на мысли, что ему это не нужно. Алек никогда бы не признался в этом, если бы его жизнь не изменилась. Не посмел бы сказать самому себе, что семья - это не для него.

Когда Ник протягивает ему стакан с водой, Алек всё же поднимает голову и смотрит друг в глаза. И облегчённо выдыхает, когда замечает в них злость и беспокойство. Значит, тот день, когда Ник отвернётся от него, ещё не настал.
- Знаешь, что самое страшное? - он замолкает, пытаясь подобрать слова. Алек чувствует, что должен хоть раз проговорить то, что видел. Хоть раз сказать, как ему страшно открывать глаза и понимать, что всё это действительно могло произойти. Хоть раз признаться, как же сильно он боится вечера, когда между ним и кошмарами никого и ничего нет. - Мне это нравилось, - он пристально смотрит на друга, отпивая воды. Алек знает, что Ник его выслушает, даже постарается понять и скажет что-то из серии "Я с тобой, мы с этим справимся". Алек знает, что Ник сделает всё, лишь бы избавить его от чувства вины. Damn, Ник. Мне нельзя помочь. Даже ты не в силах этого сделать. - Мне нравилось смотреть на то, как вы горите, как огонь пожирает вас живьём, - он вздрагивает и запинается на каждом слове, но всё равно рассказывает. Он эгоистично втягивает Ника в свои страхи, делая соучастником тех преступлений, на которые обрекает сам себя. - Вы появляетесь постепенно... Отец, Аида, Ронни, ты... Вы всегда приходите именно в такой последовательности, - он говорит медленно, стараясь унять дрожь в руках. Или это не из-за дрожащих рук вода бушует? - Вы все говорите мне, всё всё хорошо, всё нормально. И я верю вам, хочу верить, но... - вы все мне врёте. Алек не посмеет сказать это вслух. Не посмеет признаться, что самые близкие люди в его жизни обманывают его. Алеку нужен хоть какой-то свет в этом проклятом мире. И если этот свет - самообман, то пусть оно так и будет. - А потом я толкаю вас в огонь. И вы кричите. А я смеюсь, - он закрывает глаза, еле заметно раскачиваясь из стороны в сторону, и начинает смеяться. Сначала тихо, а потом всё громче и громче, пока чувствует, как стакан в его руке трещит. - Ты понимаешь, Ник? Вы умираете, а мне от этого становится легче, - его голос срывается, и Алек тянется окровавленной от треснувшего стекла рукой к волосам. - Так не должно быть. НЕ ДОЛЖНО, - ему противно слушать самого себя. Противно осознавать, каким человеком он может быть. Что может сделать. Да, из них двоих Ник больше способен на опасные поступки, но Алек болен. И это делает его опасным для человека, который никогда в этом не признается. Ник, не будь глупцом.

- Не должно... - Алек чувствует, как крепкая рука обнимает его за плечи, а горячее дыхание приятно греет ухо. Он не вырывается из объятий друга. Он устал сопротивляться и в очередной раз доказывать, что справится со всем сам.
- Почему? - он подаётся вперёд, утыкаясь лбом в плечо Ника, и тяжело дышит. Алек хочет сказать ещё так много, но не может. В его голове внезапно нет больше ни одной мысли, что заставляют его постоянно быть в состоянии вечной войны. Ему всегда становится спокойно, когда Ник рядом. - Почему ты всё ещё со мной? - он неосознанно трётся носом о его шею, почти не чувствуя боли в руке - вода в стакане впиталась в рану и кожа затянулась. Жаль, что это не работает с душевными ранами.