abel korzeniowski – the crypt, pt. 2
• • •

Сеймур часто слышит от других: "Главное - верить, главное - надеяться, тогда наверняка сбудется" и прочий бред от сторонников того, что мысли материальны и посылаются в космос. Он никогда сам в это не верит, тем более что чувство куда более сильное - страх - не дает ему покоя, ровно как исключает веру. Бедная, хлипкая надежда еще пытается барахтаться где-то у самого дна, все еще думая, что это не конец.
Но нет же, вот он, наступил сегодня.

В его руках заветная папка, которую он так боялся увидеть. Он уже прочитал имя, но разум все сопротивляется, словно объединившись с надеждой и переродившись в отрицание; Хейген знает, что будет ждать его, когда он перелистнет страницу. Ее лицо: глаза, волосы, губы - все то, что он так жаждет увидеть вновь, точно это - его болезнь. Одержимый, он любит преданно, как маленький ребенок, готовый последовать хоть на край света в своей слепой решимости; почти погубленный страстью, которая засела где-то в груди и никак не хочет отпустить его. Сей хочет закрыть глаза, отвернуться, притвориться, что ничего не было, хоть и понимает: это не поможет. На папке грубыс печатным шрифтом значится: Алисия Вальверде.

«Это ведь из-за тебя она тогда сбежала. Наступила пора исправлять ошибки, ее недавно видели на окраине, так что проверь и эту зацепку. И не облажайся на этот раз, Хейген.»

Ищейка хмуро забирает картонный прямоугольник, отмечая про себя, что "босс" говорит обычными избитыми фразами. Интересно, они хоть на кого-то действует - хочется заорать ему прямо Мауреру в лицо, после чего разбить его голову об стол, смахнув тем самым все эти желтые листочки, таблички и наградки. Он пугается этой вспышке гнева, и изо всех сил сдерживает себя, даже слишком спокойно выходя из этого ненавистного кабинета. Пять минут, чтобы сделать ежедневную инъекцию, еще четыре, чтобы покинуть здание.
Вот бы никогда сюда не возвращаться.

На лавочке в небольшом парке он сидит, закрыв лицо руками. Наверное, таким его можно теперь увидеть чаще, чем улыбающимся или даже спящим.  К слову, спать он уже почти перестал - бессонница заставляет каждую ночь вылазить из кровати, забиваться в дальний угол комнаты и, глядя на бледную луну, сидеть так часами, даже не закуривая - он давно уже бросил, ведь ему ни к чему эти мерзкие привычки. Он не хочет походить на мать и в таких мелочах. Нет, пусть он преданно и нежно хранит любовь к ней, вместо со стыдом, что бросил ее; но Сеймур ни за что не пойдет по ее следам. Возможно, именно поэтому он тогда и влюбился в Алисию - она была так не похожа на старую добрую Клариссу. Нежная, тонкая, но в то же время готовая отдать отпор, она так отличается от слабой, безвольной и зависимой матери.

Сеймур должен защитить ее. Разве не ради этого он пошел на все это? Разве не ради нее он сейчас день за днем отрезает от себя по маленькому кусочку, приближаясь к заветному концу? Его главной целью было дать ей жить дальше; значит, он и теперь должен сделать все ради этого. Хейген еще не знает, что именно ему следует делать, но знает, с чего начать. Где там Маурер сказал, ее видели? Ага, на Хорнби-стрит, не так уж далеко от того места, где он сейчас сидит. Он решительно стает со скамейки, быстро шагает на своих слишком длинных тонких ногах по улице-тезке Сеймур-стрит и чуть не сбивает с ног других прохожих, идущих ему навстречу; но Сей словно не видит их. Круги под глазами выдают все бессонные ночи и подсказывают, что в его голове полнейший хаос; так что многие даже не обращают на него внимания, лишь потирая плечи или руки, которые после прикосновения с ищейкой отчего-то начинали слишком уж болеть; а к тому времени, как Хейген сворачивает к Гранвилл-стрит, почти все вокруг начинают вдруг чувствовать то боль в зубах, то в животе, а у кого-то начинает раскалываться голова. Пара маленьких детей, мимо которых парень пронесся, даже начинают плакать, и мамаши, не понимающие, что происходит, никак не могу успокоить своих детей; и их крики, отдающиеся эхом в ушах, раздражают Сеймура еще больше. На Хау-стрит один из бомжей почувствовал, будто к нему снова вернулся аппендицит, а его верная спутница вдруг ощутила боль в давно утерянном пальце.

Ищейка проходит вдоль Хорнби-стрит пять раз в одну и другую сторону, но так ничего и не находит. Не донимать же прохожих с расспросами: "А вы эту девушку с фотографий не видели?" Выругавшись про себя, он сворачивает куда-то и идет, не задумываясь о том, в каком направлении. Он уже понял, что причиняет боль всем вокруг, но никак не может взять себя в руки, и, поэтому, свернув в небольшой переулок он прислоняется лбом к холодной кирпичной стене - и на пару минут ему становится капельку легче.

«Что же мне делать?»

Даже непонятно, что лучше - чтобы он ее нашел и убедился, что ей ничего не грозит, кроме него самого; или же потерял ее навсегда, но зато чтобы она всегда была в безопасности. Сеймур понемногу приходит в себя, и, потерев уставшие и опухшие глаза, уже спокойно движется дальше. Ему бы понять, где он очутился, но пока ему хочется просто побродить, не задумываясь о том, где же он.  Он больше не вглядывается в лица, глядя себе под ноги, разочарованный во всем мире и особенно в себе. Но что-то заставляет его вдруг поднять голову и посмотреть направо - шестое ли чувство или просто воля случая, но он поворачивается и видит мелькнувший в толпе знакомый образ. Точно охотник он движется следом, стараясь выцепить глазами хрупкую фигурку; копна черных волос видится ему то тут, то там, и Хейген лишь старается не отставать, похожий на кота, который выследил птичку и уверен, что теперь-то лакомый кусочек никуда не уйдет. Но за следующим поворотом ему очень больно упирается ствол в спину и незнакомый мужской голос приветствует его:

- Здравствуй, прометеевский ублюдок. И кого это ты тут выискиваешь, а, пёс?

Сеймур молчит, предпочитая ничего не отвечать. Но уже в следующее мгновение немного сиплый, но до боли родной голос номер два, вспарывает тишину, заставляя Хейгена вздрогнуть, точно по телу пробежали мурашки.
Все-таки она здесь.
Она.
Его Алисия.